«Если только это не представляет собой своего рода испытание, — думала она. — Может быть, он хочет, чтобы я вернулась и рассказала, что не справилась. Тогда он крепко обнимет меня и поздравит с посвящением в сверхнеобычный клуб ведьм, мне тайно пожмут руку и выдадут членский билет и все такое».
Однако через несколько секунд она поняла, что подобный исход маловероятен. Она села на край постели Фиби и открыла конверт. Внутри Пейдж нашла письмо, написанное на бумаге, которая казалась такой ветхой, что она опасалась, как бы оно не рассыпалось в ее руках, словно осенний лист. Осторожно развернув его, она увидела, что письмо написано чернилами, от времени ставшими бурыми, приобретшими почти тот же цвет, что и бумага. Она с трудом могла читать письмо, так как оно было написано нечетко вороньим пером, по крайней мере, несколько сотен лет назад.
Однако, вчитавшись, она поняла его смысл. Письмо предупреждало об опасности и адресовалось Зачарованным, которые, считала Пейдж, сейчас были известны, но в то время никак не могли существовать. Пока она читала дальше, ее охватывал ужас. Ее замутило, горло сдавило, невозможно было дышать.
«Сестра умрет, и новая займет ее место, — читала она. — Но новая ведьма не союзница, попомните мои слова. Она предательница, и, войдя в доверие к семье, эта дьяволица подвергнет опасности Силу Трех».
«Она имеет в виду меня, — подумала Пейдж. — Больше некого подозревать. А Фиби верит ей».
Так вот в чем причина накалившейся атмосферы в доме, сообразила Пейдж. Фиби где–то нашла это письмо и поверила каждому слову предупреждения Агнес. Тимоти как–то узнал об этом, и вот почему он направил Пейдж сюда: Фиби, которая являлась ей сестрой и должна была доверять ей и любить ее, даже не могла заставить себя открыто сказать о своих подозрениях.
Пейдж догадывалась, что Пайпер тоже знает об этом. Последние два дня вся семья находится на грани нервного срыва. Возможно, сестры не могли решить, когда и как сказать ей об этом и как лучше всего проверить ее. Она–то знает, что она не предательница, но не знает, как это доказать. Если сестры захотели поверить в худшее, то вряд ли туг можно чем–либо помочь.
Во всяком случае, если цель предательницы заключалась в том, чтобы подвергнуть опасности Силу Трех, как говорится в письме, то, похоже, эта цель уже достигнута. Сестры, которые не способны поговорить друг с другом о такой довольно простой вещи, как старое письмо от давно умершей родственницы, никоим образом не смогут пожертвовать своими жизнями друг ради друга на поле брани. «Разве Фиби доверит мне защищать ее против какого–нибудь демона, который охотится на ведьм? — недоумевала она. — Раз уж на то пошло, буду ли я доверять ей после всего этого? Может быть, она всего лишь дожидается удобного случая, чтобы избавиться от меня, до того, как я предам ее».
Слеза покатилась по щеке Пейдж и упала на бумагу, немного размазав чернила. Понимая, что может выдать себя, Пейдж зашмыгала носом, сложила письмо, засунула его обратно в конверт и положила в ящик. Она быстро покинула комнату Фиби, задержавшись лишь для того, чтобы взять бумажную салфетку из коробки на комоде. Она закрыла дверь в комнату Фиби и вытерла нос.
Ее не застукали. Она ловко провернула всю эту разведывательную операцию.
Однако ее преследовала мысль, что было бы лучше, окажись здесь кто–нибудь и останови ее. Сейчас ей приходится возвращаться на работу, зная, что вся ее жизнь перевернулась вверх тормашками.
Лоррен Йи подчеркивала важные моменты своей речи, тыкая закругленным голубым ногтем в доску из пробкового дерева всякий раз, когда указывала на одну из фотографий. С тех пор как сформировалась оперативная группа, к трем фотографиям присоединилась еще одна, и Деррил знал, что если группа не найдет скорого ответа на ряд вопросов, появятся новые. Этот убийца не собирался униматься, не нервничал и не предпринимал дополнительных мер предосторожности. Он, казалось, верил в свою неуязвимость и делал свое дело, забыв обо всем. Знание этого не давало Деррилу покоя, ему не терпелось поскорее выйти на улицу вместо того, чтобы сидеть в душном зале совещаний и вдыхать затхлый воздух, запах пота и запах кофе, слишком долго остававшегося в кофейнике.
— Гретхен Уинтер, — говорила Лоррен, тыкая в ее фотографию. Затем она перешла к следующим: — Шарлей Уэллс. Джулия Тилтон. А теперь Роза Порфиро. — Она остановилась у фотографии размером пять на семь, снятой вчера, когда эта женщина была убита. — У нас есть молодая женщина афроамериканского происхождения — Шарлей. Две кавказские женщины под сорок лет и Джулия Тилтон, которой не было и двадцати. А Розе Порфиро латиноамериканского происхождения на следующей неделе исполнилось бы тридцать девять лет. Уинтер убита в Потреро Хилл, Уэллс — в Кау Холлоу, Тилтон — в Ноб Хилл, Порфиро — в Сансет. — Она всматривалась в лица сотрудников оперативной группы и так долго смотрела в глаза каждому, что Деррилу стало не по себе.
В том–то и дело, думал он. Лоррен не хочет, чтобы им было по себе. Она хотела довести их до нервного срыва, и тогда у них, скорее всего, произойдут интуитивные озарения, отличающие великих детективов от работяг.
— Что, кроме смерти, объединяет этих женщин? — спросила она. — Ответ на этот вопрос может оказаться нашим шансом найти убийцу. Если убийства не случайны, когда жертвы неожиданно оказываются на пути преступника, их должно что–то связывать воедино. Это не возраст, раса или уровень доходов. Пол, да — все они женщины. И я должна напомнить вам, джентльмены, что в Сан — Франциско полно женщин. Я больше не хочу, чтобы на этой доске появилась фотография еще одной женщины. Деррил понимал, что Лоррен размышляет здраво. Обычно жертвы серийного убийцы как — то связаны. У них либо общая физическая характеристика, либо они часто посещали одно и то же место, где убийца сталкивался с ними, или вели образ жизни, который делал их мишенями. Но Деррил знал такое, чего не знали Лоррен Йи и остальные полицейские оперативной группы, и это опровергало все «логические» теории поведения преступника. С тех пор как Деррил познакомился с Холлиуэлами, он услышал о колдовстве, колдунах и демонах, которые охотились и на ведьм и на людей. Сначала Деррил не верил всему этому. Теперь он знал, что у жизни есть оборотная, тайная сторона, воздействующая наземной мир, и полиции порой приходится иметь с этим дело, даже не подозревая о происходящем. Ему не раз приходило в голову, что полицейские справлялись бы лучше со своей задачей и тем самым сделали жизнь населения безопаснее, если бы знали столько, сколько знал он.
В то же время он отдавал себе отчет в том, что добрые ведьмы, и особенно Зачарованные, скорее всего, станут жертвами людей, которым труд — но признать существование другого, более сложного мира. Те же колдуны и демоны и так избрали Зачарованных своей мишенью, а если в это вмешаются люди, то Холлиуэлы могут однажды проиграть битву. Деррил знал, что в мире без Зачарованных станет жить гораздо опаснее, поэтому лучше колдовство держать в секрете. Вот он и держал язык за зубами и спокойно использовал свои знания, когда представлялся случай.